На краю земли

Кайя

Он появился на третий день, сразу после полудня: расплывающаяся в горячем воздухе строчка цветной пыли. Как потом оказалось, шел он черт знает откуда черт знает куда, и такая исключительная осведомленность рогатого объяснялась весьма незатейливо: путник приходился ему племянником. А всем известно – племянники и человеческого-то роду – люди шальные и темные. Этот же мог состязаться с собственным дядей: нечисть рядом с ним пускала белый песок на раздувах зыбью и буйствовала почем зря.

Поначалу, обернутый дрожащим от жара воздухом и ведьмиными рыжими космами, нежданный гость привиделся издали поселянам исполином абсолютно звериного облика. А потом оказался обычным бродягой. >>>>

Анданте

Алиби

*

У слесаря Ермакова отсыпной.

Отоспаться он смог до половины восьмого.

Разбуженный методичным галечным шорохом из открытой форточки и запахом вареной капусты из кухни, Ермаков потянулся к табуретке, стоящей рядом с кроватью навроде тумбочки. «Тумбочка» традиционно вмещала на себе мятую пачку «Прибоя», спички и оловянную плошку-пепельницу. Вытряхнув пуржащую табачными крошками папиросину и замяв девственный бумажный мундштук в нужных для зубов и пальцев местах, Ермаков в бычьей задумчивости посидел на краю кровати. Шорох за окном был жив и назойлив. >>>>

Идти

Кайя

Карой – узкий черно-белый человек, очень острый, словно упакованный сам в себя. Обычно кости спрятаны под мышцами, кожей – какой уж придется: светящейся, обветренной, морщинистой… А здесь – наоборот: кажется, что все мягкое – внутри, выглядывает при ходьбе из-за костяного каркаса, но не более. Карой был бы похож на нарисованную угольком фигурку, если бы не необходимость изредка есть, находить себе новую одежду и всю жизнь расписываться одним именем. Угольные человечки все-таки выше этого.

Лет ему ни много, ни мало. Никто просто не знает: сколько. Каждый вечер он появляется на восточной трассе: хорошо, если к полуночи ему удастся дойти до своего дома, который на самом деле ему не принадлежит.

Вот по Карою побежали строчки дождя – тот же уголек, только полегче. Или нет: как уж получится. Дрогнет рука, и надвигающаяся ночь порвется надвое кляксой – такой же острой, как и сам Карой.

Он всегда покрыт летней пылью: она так и пахнет – июнем, жарким асфальтом и горячими камнями; прозрачная, но тяжелая. И чем темнее становится вокруг, тем легче ее увидеть: белесый налет на волосах и одежде. Очень похоже на цвет поездов дальнего следования со стажем или на следы испарившейся морской воды. >>>>

Сказка о летчике и выпавшем в августе снеге

Сказка о летчике и выпавшем в августе снеге

Роман Карнизов

Тысячи голубей взмыли в небо шестого августа.

Двести тридцать тысяч людей замерли вспышкой света - божественная десница коснулась их.

Сэй слушала радио, когда ее руки перестали вышивать, голоса воззвали сверху сбросить - потом сойдет с ума, в голове его вспыхнет огненный шар - тысячи детей с большими глазами стали ангелами, бабочками с обгоревшими крыльями. Вода в реке закипела - Сэй приступила к чайной церемонии.

Плоть разлагалась на глазах, источая дух. Во многих местах руки Сэй, словно бледные кисти художника над холстом, двигались от тела отдельно - пассы в воздухе, смеси раскаленных газов, - атмосфере печи, у которой сталевар в шерстяной фуфайке замер неподвижно у открытой двери. Вспенилось время, части его пошли вспять, разрушились, и пространство в этих местах, обезумев, продолжало разрываться, уничтожая самое себя. Слезы Сэй улетали вверх, ее тело парило, как весенняя земля, испарялось, источая жизнь непрожитых лет - он сойдет с ума, оказавшись на мгновение почти богом, судьбой, кармой для двухсот тридцати тысяч, принявших смерть с улыбкой. >>>>

Другая сторона

Ян Гамарник

Двадцать тысяч лет тому назад, отступавший на север ледник беззаботно и неуклюже творил рельеф, лепя кое-где холмы, но тут же, как безумный гончар, сминал и разравнивал их в долины. И лишь только в одном месте, где теперь городок Бала, встретил ледник отчаянное сопротивление скальной базальтовой породы. Древняя застывшая лава не желала уступать напору льда, и тот не выдержал и треснул, так и не разровняв недавно воздвигнутые им самим скалы.

То, что не смог сделать ледник, через двадцать тысяч лет довершили динамит, кирка и лопата. Тысячелетний камень сопротивлялся как мог, но будучи не в состоянии сдержать человека, сделал всё, чтобы максимально затруднить постройку дороги, сбить её с прямого пути, заставить её петлять многочисленными террасами, увести от цели всякого проезжего и прохожего, завести в никуда, в каменный лабиринт бесконечных поворотов, спусков и подъёмов.

Такова была месть потревоженной горы. Так появился Линкольн-проезд. >>>>

Письмо дочери

Татьяна Марчант

Надя заботливо поправила сбившуюся набок кровати бабушку и, как бы, между делом заметила:

- Вот и бабушка наша – того же мнения…

Николай раздраженно дернул с ноги неподатливый сапог, но толстый вязанный носок намертво присосался к стельке. Николай оголтело вытаращился на кухонный стол с дымящийся сковородкой жаренной картохи. Еще раз отчаянно рванул с ноги заляпанную осенней грязью резину и бессильно всхлипнул.

- …совсем уже всю совесть свою потеряли, - продолжала Надя, нарезая хлеб толстыми, неровными ломтями.

Прочно расставив ноги в стороны она стояла напротив Николая. Одной рукой Надя прижимала буханку к своей твердой груди, скованной ситцевым бюстгальтером, рельефно выделявшимся под домашним халатом. А другой вонзала в позавчерашнюю хлебную мякоть кухонный нож, потупевший за долгие годы безжалостного использования.– И на что им, спрашивается, второй телевизир-то нужен? И по первому-то ничего не показывают, так они – давай – второй купи! Совсем уже поохренювали от своего богатства! >>>>

Прибытие поезда

Дмитрий Данилов

Загудело, и над верхушками деревьев показался дымок. Поезд приближался.

В этом месте железный путь раздваивается, образуя так называемую станцию. А потом две колеи снова объединяются и уходят в густую лесную пустоту.

Как положено: платформа (просто земля), вокзал. Роль вокзала играет маленькое, геометрически неровное здание, составленное из кривых линий и углов. Один кусок здания вроде бы из камней, другой - рассохшийся, деревянный, с торчащими железками. Есть даже, как это ни удивительно, табличка с названием станции и соответствующего ей одноименного населенного пункта. Но прочитать это название затруднительно, даже совсем невозможно.

Если присмотреться, можно увидеть сидящих около вокзала на каком-то предмете (вроде бревна) людей. Это:

Володя Вовов, персона в штанах и куртке. Лицо его наклонено вниз и спрятано в заскорузлые, громадные руки.

Эммануил Скляренко, дрожащий, всхлипывающий, гладко выбритый и прилично одетый.

Нелли Петровна Кубова. Все время перекладывает унылые, ничтожные предметы из полиэтиленовой сумки в местами рваный полиэтиленовый пакет и обратно в полиэтиленовую сумку, тоже местами рваную, но кажется при этом совершенно неподвижной, как некрасивое изваяние из камня или металла.

Человек, фамилия которого неизвестна даже ему самому. Впрочем, зовут его, кажется, Иван. Вроде бы, он директор завода или даже начальник станции. Иван неотрывно уставился в воображаемую точку над верхушками деревьев. Кажется, ему удалось немного отвлечься от управления и решения вопросов.

Все они опираются спинами о вокзал, молчат и почти не двигаются. Вдалеке, у края леса потерянно бродит какая-то неизвестная понурая фигура человека или, может быть, другого существа. >>>>

Марка пола. Рассказ о Китае 93-го года

Анатолий Хулин

Голос: "Один рыбак выловил в реке мертвеца. Пришли родные утопленника: "Отдай нам труп. Мы заплатим тебе сто долларов." "Дайте тысячу," - сказал рыбак. Люди подумали и ушли прочь...

Мудрец Лао-Дзы сидел на горе. К нему пришел рыбак: "Что мне делать? Я выловил труп. Родные утопленника предложили за него сто долларов. Но я хочу тысячу..." "Проси две, - сказал Лао-Дзы, - Кроме, как у тебя, они нигде не купят этот товар."

Россия, Москва, наши дни. За столиком в баре сидят два прилично одетых молодых человека лет 25-ти. Один пьет кофе, другой - водку. Тот, что пьет водку, говорит:

- Вот три соломинки от коктейля. Обычно берутся спички, но спичек нет. Можешь сложить двенадцать прямых углов?

- Сейчас смогу. Но ты рассказывай, Борис... >>>>

Полированные Поручни

Андрей Иванов (Фцук Хотьковский)

1

"...я Ей ничего не сказал. Не сказал, что люблю. Да и когда было сказать? В этом году я видел Ее всего два раза. Год так сложился. Весь год чайки клевали мое окно. Их манила веселая рыбка Кикивик. День за днем. Птицы плющили мягкие тела о стекло и крошили клювами древесину. Но тщетно, тщетно! Хозяйка пятилитровой банки из-под болгарских помидор, стоявшей на подоконнике, оставалась недоступной и безнаказанной. Слыша голодные крики чаек, веселая рыбка Кикивик, лишь щерила в усмешке шипастый рот. Резала плавниками мутную воду. Она была сыта. Что ей?

Пришла осень. Рама искрошилась, кончилась, сошла на нет. Стекла стали пугливо крениться. Я укрепил их пластилином. По утрам, когда солнце подтапливало липкую массу, я вылущивал из нее опавшие клювы и пускал в банку. Ах, как плясала и кружилась Кикивик! Что за кренделя, что за выкрутасы представляла она! В целом свете не было подобной резвуньи. И я улыбался, глядя на рыбку, забывая на миг о любимой. Но только на миг.

Первый раз я увидел Ее весной. Большое фото в газете. Четвертая полоса. Есть такая газета на желтой бумаге. Шуточки, басенки и Она. Милая моя, в мышиной шапочке. А я и не специально. Я и не знал. Думаю, завтра четверг. Рыбный день. Купил мойвочки. Несу в газетке. Бумага промокла сразу, всю дорогу холодной капелькой сочилась. Дома кулек развернул, газетку разгладил, а там Она улыбается, из-под хвостика. Я закипел весь. Аритмия за сердце - цап! Носом вдохнул и лицом в кулек. Хвостики рыбьи зацеловал. Фотографию губами до ниточек измусолил. От счастия устал и уснул. Всю ночь с губ чешуйки сжевывал. Море снилось и Она в нем. Дельфинчик мой. >>>>

Лель

Наталья Потемкина

I.

Я даже не знаю, как сказать… дело в том… что… Я отрезала Люське голову. Кухонным ножом. Да. Вот так. Я от себя такого не ожидала, честно говоря. Каким-то странным образом все случилось. Но случилось - и случилось. Не знаю, может, теперь меня будут судить. Даже скорее всего. То есть тут даже доказывать ничего не надо. Кроме меня, подозреваемых не будет, точно говорю. Мы же с Люськой у всех на глазах ушли с пляжа к ней домой. Вдвоем. В доме никого не было, кроме нас. И она заперла дверь изнутри… таким большим ключом. Так что алиби никакого. В принципе.

Это как-то так…произошло, в общем, сейчас я даже почти спокойна. Мне… необыкновенно удивительно ощущать себя столь спокойной.

Мы пришли к ней домой, приняли душ, чтобы смыть с себя песок и морскую соль, она выдала мне купальный халат и полотенце… я сложила свою одежду аккуратно на стул. >>>>